У жемчуговодов нет тайн

Нехватка земли поневоле вынуждает японцев становиться пахарями моря. Не случайно, кроме слова «рыболовство», у них бытует другое, более широкое понятие — «добыча морепродуктов». В океане ловят креветок, крабов, рыбу. У берегов собирают или выращивают водоросли, съедобных моллюсков.

Жемчуговодство — лишь одна из ветвей в этой многоотраслевой области японской экономики.

Главное действующее лицо в жемчуговодстве теперь не ныряльщица, а оператор. Образ этот тоже окружен романтическим ореолом. Западная пресса дразнит воображение читателей недоступностью японских жемчужных промыслов, «засекреченных, как атомно-ракетные центры».

Опять же в ущерб экзотике должен свидетельствовать, что промыслы эти вовсе не заперты за семью замками. Секрет выращивания жемчуга никто не охраняет. В этом нет необходимости, так как украсть его нельзя. Чтобы ежегодно получать как будто бы из ничего девяносто тонн жемчужин, нужна, во-первых, Япония с ее природой, с ее бесчисленными тихими заливами, а во-вторых, нужны японцы с их умением создавать ценности из мелочей, вкладывая в них бездну терпения и труда.

В зарождении жемчужин нет ничего потайного. Есть лишь чудо виртуозного мастерства, повторенное пятьсот миллионов раз в год. Есть лишь соединение циркового трюка и дерзкого медицинского эксперимента, поставленного на конвейер.

Операторов, то есть людей, умеющих вводить ядрышко в тело моллюска, в Японии насчитывается двенадцать тысяч. Поначалу число показалось мне небольшим. Но ведь если вдуматься, это двенадцать тысяч опытных хирургов, каждый из которых ежедневно делает по четыреста-восемьсот операций; это двенадцать тысяч ювелиров, от которых требуется куда более филигранное мастерство, чем от людей, оправляющих готовые жемчужины в золото и серебро.

Операционный цех — продолговатая постройка, стены которой сплошь застеклены, как у дачной веранды. Такие оконные переплеты бывают в Японии лишь у школ. Меня привели сюда и сказали:

— Смотрите, спрашивайте, а потом попробуйте сделать все своими руками. Тогда лучше поймете, что к чему. Жертвуем вам сто раковин. Выживет хоть пара — сделаете из них запонки.

Иду встречать плот, чтобы проделать все с самого начала. Мужчины вытаскивают из-под воды привязанные снизу к жердям проволочные сетки с трехлетними акоя.

Раковины высыпают на дощатый пол. Минут через тридцать они начинают раскрываться. Тут между их створками вставляют деревянные клинья. Одновременно раковины на глаз сортируют по весу, складывают рядами в жестяные лотки и несут в операционный цех.

Внутри операционная похожа на светлый школьный класс, точнее даже на университетскую лабораторию, где все студенты делают один и тот же опыт. По обе стороны от прохода, словно парты, расставлены деревянные столы.

Операторы сидят поодиночке. Перед каждым из них лоток с раковинами, зажим, коробки с ядрышками разных размеров, набор хирургических инструментов, смоченный морской водой брусок с присадками.

Чтобы ядрышко стало жемчужиной, надо ввести его именно в то место, где моллюск терпел бы внутри себя этот посторонний предмет. Надо добиться еще и того, чтобы раковина впредь откладывала перламутр не на своих створках, а именно вокруг этого инородного тела.

Вот почему приходится делать нечто похожее на прививку плодовых деревьев — вводить вслед за ядром кусочек живой ткани от другого моллюска.

Для этой цели используются годовалые раковины-подростки. В том месте, где тело моллюска примыкает к створке, как кожа к ногтю, ножницами, вроде маникюрных, срезается двухмиллиметровая полоска. Ее кладут на влажный деревянный брусок и делят на пятнадцать частей. Одна двухстворчатая раковина, стало быть, обеспечивает присадками тридцать операций.

В объяснениях, которые я слышу, нет ничего непонятного. Надо ввести ядро и присадку в нужное место. При этом нельзя ни повредить, ни задеть внутренних органов моллюска. В первом случае устрица погибнет, во втором — жемчужина не будет иметь правильной формы.

И наконец, присадка должна непременно касаться ядра, иначе ее клетки, вырабатывающие перламутр, не смогут образовать вокруг ядра «жемчужный мешок».

После всех этих разъяснений и указаний еще большим волшебством представляется работа операторов. Зонд и скальпель мелькают у них в руках, как две вязальные спицы.