Новая жизнь с новым именем

Совместно с Абдулой мы решили, что отныне я не нуждаюсь в помощи пластических хирургов. Практически все мои операции проходили под общим наркозом, что, разумеется, вредило здоровью. Наркоз был необходим из-за длительности операций — я проводила на хирургическом столе не меньше трех часов. Мне везло, обычно я выходила из наркоза без серьезных последствий. Многие пациенты рассказывали мне, что чувствовали боль во всем теле, а у некоторых даже ухудшались память, зрение, появлялись нервные расстройства. Так, один мой одногруппник, который перенес всего один наркоз, жаловался, что стал раздражительным — его запросто могла вывести из себя любая мелочь. Но мне его роптания смешно было слушать, ведь я перенесла более двадцати общих наркозов и десять местных, а осталась спокойной и уравновешенной. Лечение и на мою учебу никак не повлияло, поэтому я не наблюдала связи между плохим самочувствием и общей анестезией. Но Абдула волновался, что рано или поздно организм может дать сбой, и рисковать не хотел.

(К СВЕДЕНИЮ. О последствиях наркоза. Когда пациент полностью выходит из состояния наркоза, возможно развитие поздних осложнений. Их количество и степень выраженности зависят от состояния организма, но хотя бы в незначительной степени они проявляются у каждого пациента: головные боли, головокружения, тошнота, рвота, ослабление памяти, спутанность сознания, боль и першение в горле, осиплость голоса, учащение пульса, сердцебиение, повышение артериального давления, судороги в икроножных мышцах, чувство горечи во рту, связанное с нарушением функции печени, одутловатость лица, уменьшение выделения мочи — при нарушении функции почек. Это лишь общий перечень возможных последствий, и они могут вовсе не проявиться у пациента, но все зависит от состояния его организма и от возраста.)

Конечно, совершенству нет предела, и я планировала еще пять — десять операций. Например, на ухе мне делали операцию трижды, но результата не было — до сих пор, чтобы оно не приклеивалось к лицу, мне приходится постоянно делать массаж. В общем, остались еще некоторые штрихи, которые можно было бы исправить. Но однажды я посмотрела на себя в зеркало и поняла: я красивая! А недоделанные частности считаю своей изюминкой! Московские врачи и так сотворили чудо. По сравнению с тем, что было десять лет назад, я выгляжу просто замечательно!

На большую часть операций я соглашалась прежде всего из-за родителей. Ведь они, как никто, переживали за меня. И когда они воодушевленно говорили: «Надо, надо!» — я слушалась и ради них ехала в больницу. Для меня самой были очень важны примерно первые десять операций. Позже я уже начала привыкать к своему лицу, а главное — увидела людей, состояние которых было в сто раз хуже моего, и смирилась со своим положением, приняв себя такой, какая я есть.

Внешность довольно быстро отошла для меня на второй план. Образование и профессиональные цели оказались важнее — ведь недостатки лица, в сущности, не влияют на успех в работе или в семейной жизни.

24 марта (снова это число!) я вновь попала в аварию. Женился мой одноклассник, и я ехала из Махачкалы в село на маршрутном такси. Сидела около перегородки, разделяющей салон и место водителя. Внезапно я увидела, как десятая модель «Жигули» летит на нас, словно идет на таран. В страхе я уставилась на нашего водителя и поняла, что он не может справиться с управлением — у него будто заклинило руль. Как ни старались машины разъехаться, в итоге произошел сильнейший удар, от которого меня вынесло вперед. Я выбила ногой перегородку, чудом не долетев до лобового стекла. В салоне царил хаос. Одни пассажиры истекали кровью, израненные разбитыми стеклами, другие получили множественные ушибы. Люди плакали и стонали, но, к счастью, все остались живы. У меня были повреждены нога и руки. Я еле вышла из маршрутки и тут же позвонила отцу с просьбой меня забрать. А затем перевела взгляд на место аварии и замерла от шока: наш водитель погиб. Им оказался мой бывший школьный учитель физкультуры! У него осталась семья, четверо детей…

Моя нога так распухла, что я не могла ходить. Мы поехали в районную больницу, но в субботу врачей там было мало, а больных — огромная очередь. Я сказала папе: «Раз я могу ногой двигать, значит, не все так страшно. Поедем лучше домой». Он согласился. Дома я легла в своей комнате, и возле меня тут же собрались все родственники — они сочувствовали, переживали, пытались чем-то помочь. Мне же было так больно, что я и слова сказать не могла, но показывать своих мучений или рыдать себе не позволяла: ведь я уже взрослая, к тому же не хотела еще сильнее расстраивать маму и бабушку. Все, что оставалось делать, — это выдавливать из себя улыбку и заверять родню, будто все хорошо, страстно желая при этом остаться в одиночестве. Не в силах больше сдерживаться, я тихонько попросила двоюродную сестру: «Уведи их, потому что я хочу просто поплакать — мне больно, я уже не могу терпеть». Сестра поняла, пригласила всех обедать, быстренько вывела гостей из комнаты, выключила свет, закрыла дверь. И я, уткнувшись в подушку, наконец, зарыдала в голос от адских мук.

Вскоре все вернулись в комнату. Увидев мои красные глаза, родственники поняли, что я обманывала их насчет своего состояния. К тому времени я даже пальцем не могла пошевелить — сразу всю ногу пронзала жуткая боль. Срочно решили вызвать свекра — врача. Они с Абдулой приехали очень быстро. Ахмедбег сразу сделал мне инъекцию очень сильного обезболивающего, дал лекарства и объяснил, как их принимать. Абдула все это время находился рядом, но ко мне не подходил — я чувствовала себя неловко. На следующий день улучшений не было, и меня повезли в больницу.

Выяснилось, что перелома нет, но из-за сильного ушиба внутри скопилась кровь, которую следовало убрать. Ее откачивали три-четыре раза большим шприцом, без обезболивающих, потому что они уже мне не помогали. Пришлось терпеть. Потом месяц я могла ходить только на одной ноге и целый год делала согревающие процедуры с физраствором. Травма давала о себе знать еще долго: в течение почти пяти лет в межсезонье появлялись сильные боли в поврежденном коленном суставе. Но, несмотря на это, я занималась фитнесом, и вот уже пару лет хожу без всяких мучений.

Позже произошла еще одна авария. Мы с родной сестрой Аминой, которая училась в медакадемии, снимали квартиру в Махачкале. Позвонил мой второй брат, тоже живущий со своей семьей в Махачкале, и предложил вместе съездить к родителям. Я сначала отказалась — не хотела долго оставаться в селе, привыкнув к городу. Но он перезвонил на следующий день с тем же предложением, сообщил, что едет на один день, не собираясь там задерживаться, и я согласилась.

Поехали ночью. По пути погода испортилась: подул сильный ветер, зарядил дождь. Я сидела впереди, справа от водителя, сзади — невестка с детьми. На новой дороге в село был сложный поворот, и, чтобы машины не вылетали в кювет, там поставили огромные плиты. На мокром асфальте наш автомобиль занесло, и на повороте мы правым боком врезались в это ограждение. Я была пристегнута ремнем безопасности, но все равно ударилась лбом о стекло двери. Подушки безопасности почему-то не сработали, хотя машина «Ниссан» была новая. Я в тот момент даже о себе не подумала — сразу оглянулась: все ли хорошо с детьми?.. Вызвали эвакуатор, родственников. Я попросилась домой: не хотела опять попасть в больницу. Но вскоре начались головные боли, и я обратилась за помощью в диагностический центр. Там мне поставили диагноз: легкое сотрясение головного мозга и повреждение руки. Снова началось лечение, процедуры…

После этой аварии я всерьез задумалась о перемене имени. Люди давно говорили мне о том, что имя может каким-то образом повлиять на судьбу, но я не слишком вдавалась в подробности. Попав в аварию в третий раз, я в сердцах пообещала родителям, что сделаю это, если произойдет еще хоть что-нибудь неприятное. И вспомнила о своем обещании сразу, когда случилось очередное происшествие.

Решиться было тяжело. И тогда мне приснился необычный сон. В нем я была в родительском доме. И вдруг кто-то стал громко и настойчиво стучаться в наши огромные деревянные ворота. Я бросилась открывать и увидела за воротами мулл, человек семь-восемь, с книгами и четками в руках. Я спросила: «Вы кто?» Они ответили: «Мы пришли тебе имя менять. Столько времени прошло, а твои родители этого так и не сделали, поэтому мы хотим исправить ошибку». Я проснулась в шоке!

И тем же утром твердо сообщила родителям о своем желании отказаться от имени Рукият и взять имя Раиса. На самом деле меня уже давно называли так, с тех самых пор, как я со второго класса стала скитаться по больницам и знакомиться с разными людьми, которым имя Рукият казалось сложным и непривычным, и они его с ходу меняли на более удобное — Рая. Папа и мама согласились: «Если ты считаешь нужным изменить имя, то мы не против. Для нас самое главное — твое здоровье». Вообще, в Дагестане есть традиция смены имени в случае, если ребенок сильно болеет или с ним постоянно приключаются несчастья.

После согласия родителей я стала всем представляться Раисой, а официально сменила имя относительно недавно, поменяв паспорт. Мне нравится описание моего нового имени, и мне приятно соответствовать ему. «Характер Раисы напоминает кремень — она практична, независима, работоспособна, мудра, решительна, самостоятельна. Раиса обладает способностью успокаивать ссоры и конфликты, на жизнь смотрит трезво, в ее действиях никогда не встретишь пустоты, она все делает как нужно. Темперамент у Раисы холерический, но она умеет держать „в узде“ свои чувства и эмоции. Самое главное в жизни Раисы — это работа. Целеустремленная, она всегда добивается поставленных целей. Это аккуратная хозяйка, дом которой всегда будет полной чашей. Она отлично готовит и с удовольствием заботится о своих детях».

Вещие сны, кстати, я вижу периодически. Самый яркий случай, поразивший меня, произошел много лет назад. У односельчанки пропал ее единственный сын. Уехал в Махачкалу, и несколько дней его никто не видел. Мне рассказала об этом случае сестра, когда я лежала в больнице. И в ту же ночь я увидела пропавшего мужчину — он лежал в болоте и просил, чтобы его поскорее нашли. Так и оказалось: через сутки его тело обнаружили именно в том болоте, которое было в моем сне. Он работал таксистом, его убили и угнали машину…

Перед экзаменами мне часто снился именно тот билет, который я потом вытягивала. Сначала я думала, что это совпадение, но позже поняла: если я сильно переживаю, то обязательно увижу во сне, как будет проходить экзамен, как мне следует поступить. Однако все равно учила все вопросы по билетам — ведь, надеясь на сны, красный диплом не получить!

(К СВЕДЕНИЮ. О вещих снах.

Недавний социологический опрос интернет-пользователей со всего мира показал: 41 процент людей видят вещие сны. А если вспомнить всех величайших поэтов, писателей и композиторов, которые творили под влиянием сновидений, то становится очевидным: люди способны получать некую важную для них информацию о будущем. Но кто ее посылает и откуда?

Ученые-сомнологи (специалисты по изучению сновидений) считают, что сбывается одно из тысячи сновидений. Именно такие запоминаются и тиражируются, а остальные забываются. Но как ночные пророчества становятся реальностью? По словам сомнологов, есть совсем не мистические способы, которые помогают снам сбыться, и на этом основании их разделяют на две группы:

1. Сновидения-умозаключения. Их человек видит тогда, когда во сне анализирует ситуацию, находит выход из нее и, таким образом, строит правильный прогноз, который потом сбывается.

2. Самоосуществляющиеся предсказания. Бывает, когда человек настолько впечатлен своим сном, что подсознательно приводит себя к его исполнению. Например, студент готовится к поступлению в вуз, но вдруг ему снится, что он проваливает экзамен. Он так поражен увиденным, что перестает учиться, настраивает себя на худшее и в самом деле не поступает в институт.

Но большинство специалистов уверены: есть сны, которые до настоящего времени не понятны науке и которые, возможно, содержат в себе информацию, действительно способную предвидеть события.)