Требуха
Требуха
Когда уезжает жена, куда мы бежим? Кто к боевой и заждавшейся подруге, неважно, сколько вы уже знакомы и знакомы ли вообще (есть женщины, ждущие нас любых, в любое время — у них даже профессия такая), кто — с друзьями в кабак, баню или бар (вариант — к себе домой, на мальчишник как старт предстоящих приключений), кто — собирает по потайным углам удочки и червей (или охотничьи причиндалы) — и айда в одиночество. А як этому добавляю рубцы. Люблю я их, но они — пованивают при варке. А жена не терпит этого легкого пованивания.
Готовятся рубцы не очень сложно — кладешь в кастрюлю побольше эти самых рубцов, ставишь на огонь, солишь покруче, а через час ешь. Кажется, вот и весь рецепт. Конечно, можно и перец, и лаврушку — я принципиально ничего этого не делаю.
Есть можно в горячем виде, а лучше — холодными. Хороши к рубцам хрен (особенно по-еврейски — со свеклой) или горчица. Я к рубцам добавляю водку — грамм 500–800, не более.
Вот и сегодня.
— Уже готовы. Ну что, поехали по первой? Поговорим?
Вообще-то это всегда называлось требухой — самое дешевое мясо, очищенный коровий желудок, несмываемо пахнущий предстоящим навозом. Требуха была доступна своей дешевизной всем, но едома не только голью перекатной — и баре едали. Я ж требуху люблю не только за этот постный вкус и простую белизну. Я ее уважаю. Познакомился я с ней, когда еще с первой женой гулял, после третьего курса, на практике. В Самаре. Вот где голод никогда не кончался. В столовых — и в городских, и в студенческих — второе называлось «гуляш»: ложка ядовито-желтой ячки, три брусочка отварного вымени или требухи, и все это залито фирменной подливкой из томатной пасты, машинного масла и соляной кислоты. В единственном табачном магазинчике продавали самые поганые и паршивые сигареты — очередь всегда стояла на два-три квартала. А водка самарская сильно отдавала прелым луком — народ травил с нее от одного запаха. И жара невыносимая. Вот на такой диете — два месяца. С тех пор и полюбил требуху.
Но она пропала. Как вобла и осетрина. Превратилась в дефицит. Объяснить это невозможно: куда пропала на тридцать лет требуха? Ведь коровы-то водились в стране? И оборонного значения рубцы не имели, хотя — может, их замораживали и вывозили в тундру, в вечную мерзлоту, чтобы, в случае войны, народ кормить?
В системе Госплана (и, наверняка, других подобного рода заведений) рубцы изредка возникали по буфетам и заказам на правах изысканного деликатеса, за ними сразу становилась очередь — лестно иметь в доме к праздничному столу рубцы. Был еще знаменитый магазинчик «Субпродукты» на Дорогомиловском старом рынке, где очень редко, но торговали рубцами. Вот и все проявления жизни.
Требуха — понятие трансцедентальное. Требуху, как Россию, понимать надо не умом, а самой требухой, животом, пузом.
Ближайшее к требухе понятие — потребность. Та самая презренная животная потребность, без которой нельзя жить и которой нас все-таки с тобой лишали. Это только Марксу, бухгалтеру и экономисту, казалось в пылу несуществующей полемики с возвышенными немецкими философами, что самые жизненные потребности человека материальны. Самая животная треба человека, как, впрочем, и любой живой твари — свобода. Мы пузом чувствуем, когда наступают на нашу свободу, и либо понуро грызем свою цепь, либо рвемся и мечемся с этой цепи.
В Якутии я был на одной звероферме. Где выращивают песцов и черно-бурых лис. Меру своей свободы я осознал у этих клеток, где зверь не может даже встать в полный рост. Он, рожденный свободным и для бега, лежит, уткнув голодную морду в ненужные ему лапы, в невыносимой вони никогда не убираемого застенка. Недобрый взгляд полон равнодушного презрения к человеку. Его кормят потерявшим всякую надежду на продажу хеком серебристым, отбирая из этого скудного рациона вороватому персоналу. Он, рожденный длясвободы и страсти, для охоты и игр, наконец не выдерживает и начинает, юля и визжа, сходя с ума от боли и тоски, жрать свой хвост и тащий зад. Эта психическая болезнь называется «самогрыз».
Знаешь, сколько дохло и выбраковывалось на той ферме зверей, чтобы сдать одну шкурку в Иркутск? Сто. А из этих ста только десять доходили до Ленинградского пушного аукциона. А на том аукционе продавалась только одна из десяти шкурок. 9999 бессмысленных и мучительных смертей — ради одной десятидолларовой шкурки, которую ни одна уважающая себя и животный мир европейская женщина никогда не наденет.
Ты думаешь, в нашей стране было 300 миллионов человек? Ошибаешься. Давай прикинем, очень грубо конечно, сколько душ было в нашей стране и в той же Америке за весь XX век:
Россия (СССР) // Америка
численность населения на начало века
150 // 70
средний возраст покойников и эмигрантов
40 // 60
численность населения на конец века
300 // 250
число рождений и иммигрантов
1150 // 800
то же с учетом неродившихся душ (мертворожденные, выкидыши и аборты)
1500 // 1000
интенсивность рождаемости (последняя строка, деленная на третью)
5.0 // 4.0
Расчет очень грубый, но кто-то ведь ведет этот список. И я даже знаю Кто.
По России пронеслось печальным вихрем полтора миллиарда душ. Сколько из них умерло, так и не став покойниками? Не упокоившись? Неотмщенные и невинные жертвы. Сейчас коммунисты говорят: покаяние — интимный процесс. А где они были во время Нюрнбергского процесса и принудительного покаяния немецкого народа? Не фашистов, а всего народа, когда Карл Ясперс сказал всем немцам: хватит тыкать пальцем в фашистов, русских, американцев, евреев и других — пора загнуть палец на себя! Неотпетые, неоплаканные, неприкаянные души витают над Российской империей зла, заунывно скребут души живых ижаждут, жаждут их покаяния и суда. Среди этих привидений — и запоротые и расстрелянные Тухачевским тамбовские мужики, и тихие солдаты Второй мировой, и лагерные миллионы, и загубленные в болотах на строительстве дворцов и каналов еще Петром — никто из злодеев России не проклят и никто из них не покаялся сам в содеянном. Они лежат, сидят, стоят в своем неподвижном теперь величии, а их жертвы — сотни миллионов жертв! — все не обретают покой восстановленной справедливости. Неужели так и не будет второго Нюрнберга и придется ждать Второго пришествия?
От той вонючей клетки я отошел шатаясь — я хотел выгнать всех этих зверюг на свободу и сесть за них всех. Пусть самогрыз, пусть встать нельзя — но их-то за что? И сколько звериных душ зависло в воздухе над этим проклятым местом?
Ну, что — по следующей? Кстати, анекдот на эту тему. Штирлиц склонился над картой СССР — его рвало на родину.
Слово требуха произошло от глагола «теребить» — очищать и вычищать негодное и ненужное.
Ты никогда не видел, как в деревне забивают коров? Да нет, не буду я тебе этого рассказывать — слишком уж это… Я только глаз их забыть не могу. И последнего мычания. О пощаде. Я в колхозах в общей сложности года четыре провел. Как Бродский в ссылке. И пастухом был, и кормачом, и скотником, а более всего — вакцинацией телят занимался, роды принимал и осеменял. Да ты не смейся — надеваешь резиновую рукавицу по плечо, сначала возбудитель вкалываешь, потом по самое плечо, а потом девчонка-зоотехник из шланга пускает в корову порционную струйку. Я за день до 300 коров осеменял. Они меня всегда любили. А вот как забивают коров, только пару раз видел — и довольно!
Меж двух столбов — перекладина, к задним ногам привязана веревка, и с ее помощью свежеубитую вздымают головой вниз, вспарывают — сколько всего вываливается из туши! И шкуру сдирают, как со святого Варфоломея.
Ливер в деревнях раньше ели, а в советских колхозах — не знали, что с ним делать, и выбрасывали собакам. Свиньям. В канаву. И среди всей этой убоинки — требушинка, которую ведь оттеребить надо, очистить как можно быстрей и тщательней.
Ты помнишь, как нас врачи проверяли перед отъездом, как теребили нас по ОВИРам, на работе и по первым отделам. Это ведь мы с тобой тогда были требухой советского народа, моральной рваниной, нам все делалось так, чтоб мы уезжали умытые слезами и очищенные гневом, унижением и оскорблением. «ПМЖ? Подождешь, падла, никуда не денешься и жаловаться не посмеешь, не наш человек».
А еще «теребить» означает — «кастрировать». И мы с тобой — кастраты, брат. Мы — ни то ни се. И не американцы, и не русские. Там нас обзывали евреями, а здесь не принимают за евреев. Хотя русский иммигрант в США в среднем — еврей, здесь ты не в состоянии быть им. И ты теряешь уже привычную дозу страха и пыха антисемитов. Тебе стыдно, что там, под покровительством действительно демократической страны Америки, разворачиваются новые погромы и в самом центре Москвы, на всех фасадах и заборах чья-то коричневая рука хватает робкие души: «Берегитесь! Завтра! Мы знаем вас, жиды, поименно! Это будет последний ваш день, последний наш бой!!»
То, что происходит в России, еще Аристотелем называлось охлократией — властью толпы, выдвигающей в лидеры подонков, тиранов и дурафлейтеров.
Но мы с тобой, брат, кастраты, хотя все еще смотрим программу «Время», не замечая, что это — дурь, не имеющая никакого отношения к происходящему, все еще хватаемся за «Известия» и приехавших вчера. И как кастрированные коты, мы здесь быстро набираем вес, ты заметил?
По следующей? Знаешь, что такое «ни то ни се»? Четвертинка на троих. Нам это с тобой не грозит.
А еще требухой называли жадин. Выходит, мы с тобой еще и жадины. Не знаю, как ты, а я действительно — жадина и последняя требуха. Мне все мало. Глаза не насытятся видеть этот мир, эту красоту, я не могу насмотреться, например, на красивых женщин. Еще один анекдот:
— Доктор, от чего это — кругом столько красивых, умных, интересных молодых людей, а меня все на баб тянет? Доктор, наверно, я — лесбиян?
Мы — жадины и по этой причине эмигрировали из России, чтобы прожить еще одну жизнь, заново родиться. Строго говоря, мы могли бы и не уезжать, как-то смириться с той жизнью, ну, в самом крайнем случае, пересидеть несколько лет в зоне, сам не знаю за что. В нас — жажда жизни и жадность к ней. Мы и старую жизнь не бросаем — жалко, жадность одолела.
Я теперь так думаю, что мы, эмигранты, и есть требуха. Кстати, мы здесь себя величаем иммигрантами, а там-то проходим как эмигранты. Чего в нас больше? И кто мы по сути? Вот к иммигрантам «требуха» не подходит. Только к эмигрантам. Требуха — это скорбный гимн эмигрантов и легкая грусть иммиграции.
И пусть все, что я сказал о требухе и нас, — правда, но есть и еще одна правда. Слово «требуха» сродственно латинскому «strebula» — мясо жертвенных животных. Знаю я этих жрецов — вызывали и нас на партбюро. Они, думаешь, Богу возжигали лучшие куски? Как же. Они лучшие куски сами сжирали, а Богу — чего попроще, калятинки, рубцов наложат. Требуха, она, конечно, не филейная часть, а выходит, что именно она и есть Божественная пища. И мы с тобой, брат, — Божественная пища, потому что Он питается нашими мыслями и молитвами. Ну что, не слетать ли нам за следующей в магазин? Что тут из ближайшего ночью открыто?
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
КУММА КОРИН (ТРЕБУХА НА ПАРУ)
КУММА КОРИН (ТРЕБУХА НА ПАРУ) Сделать небольшой разрез на бараньей или козьей требухе. Вывернуть наизнанку, промыть несколько раз холодной водой и, когда с нее стечет вода, еще раз вымыть в горячей воде, обсушить полотенцем, протереть солью с внутренней и наружной стороны.
Требуха для хэша из солонины (Chitlins for Corned-Beef Hash)
Требуха для хэша из солонины (Chitlins for Corned-Beef Hash) Вам понадобится:— 1 кг свиной требухи— 2 гвоздички— 1 лавровый лист— 1 нарезанный жгучий красный перец— 1 нарезанная колечками луковица— 1 нарезанный стебель сельдерея— ? чашки винного уксуса— ? чашки оливкового
ТРЕБУХА*
ТРЕБУХА* ПРИГОТОВЛЕНИЕ ГОВЯЖЬЕЙ ТРЕБУХИ. Семь городов оспаривают друг у друга честь быть родиной Гомера. А Франция и Италия оспаривают друг у друга честь создания способа приготовления говяжьей требухи. Если бы мы имели на это право, то охотно отказались бы от той доли
Требуха
Требуха Когда уезжает жена, куда мы бежим? Кто к боевой и заждавшейся подруге, неважно, сколько вы уже знакомы и знакомы ли вообще (есть женщины, ждущие нас любых, в любое время — у них даже профессия такая), кто — с друзьями в кабак, баню или бар (вариант — к себе домой, на