История шестая Ольга Яврумян

Мы в очередное утро уже обыденно собрались на пляж, растеряв по дороге двух наших любимых и отчаянных авантюристок – Галю и Таню (девочки решили быстренько прокатиться в Израиль, благо Эйлат был совсем рядом). Мы приехали на знаменитые «розовые пески», заняли любимый навес, который местные арабы уже прозвали «рашн леди хаус», и почти собрались идти в море…

– Девы, а хотите, я вам о себе расскажу? – вдруг спросила бойкая Оля Яврумян, о которой, при всей ее говорливости, мы знали очень мало…

И она рассказала. И рассказ этот достоин не просто отдельной главы, а отдельной книги. Ибо это и была «победа», у которой жизнь поначалу жестоко оторвала две первые буквы…

«Когда вы говорите „Крым наш!“» – вы все ерничаете, кокетничаете и чуть-чуть переигрываете. Я знаю, что каждая из вас его любит, считает своей русской землей, но только для меня одной Крым – мой. Это моя дорогая, обожаемая и очень горькая родина.

Наш маленький крымский дворик утопал в тени огромных, раскидистых деревьев. Там на веревках сушили белье, там играли в домино и карты, там на лавочках сидели бабушки и резвилась малышня. Я очень любила свой двор. Особенно остро из-за того, что любовалась им, в основном, из окна нашей маленькой квартирки. Стоило мне только появиться во дворе, как со всех сторон неслось: «Катя! Петя! Коля! Домооооой! Срочно!» И детей сдувало словно ветром. Я торопливо уходила со двора, в парк или в сквер, на набережную, играла с чужими, незнакомыми детьми или просто с кошками и собаками, с цветами и травой. Летом было просто. Я могла познакомиться с приезжими друзьями, зимой и осенью было сложнее, особенно класса до третьего. Это уже потом мы с одноклассниками изобрели целую систему условных сигналов, по которым они вызывали меня из дома, и мы удалялись туда, где нас никакие бдительные мамы не обнаружат…

Все дело в том, что в моей семье пили… И не просто пили, а пили безбожно. Мама, тетя, бабушка, их приятели и приятели приятелей. Мне трудно вспомнить, когда наш дом бывал пуст. Обычно в нем обязательно кто-то сидел с водкой на кухне, кто-то ругался в прихожей, кто-то спал вповалку прямо на полу. Еду я находила во вспоротых ножом консервных банках с килькой, а уроки готовила на старом кухонном прилавке, сдвинув в уголок грязную посуду и подстелив газету. Самое обидное, что и мама, и бросивший ее папа получили в свое время великолепное художественное образование, и я с трех лет росла не на книжках про Рябу и Колобка, а на замечательных альбомах Мане и Моне, Рафаэля, Тициана… Не знаю, по какой причине, но эти драгоценные книги так и не поднялась рука пропить, в отличие от холодильника и радиолы… Я листала пожелтевшие страницы, и мир казался мне именно таким – прекрасным и ярким, где живут удивительные люди, которые не пьют, не кричат, не ругаются матом и не просят меня сдать пустую тару на опохмелку. Там, в том мире, жили прекрасные феи и принцы. И я верила, что когда-нибудь такой принц встретится и мне.

Он и встретился.

Это было летом, когда я сдала экзамены за девятый класс и открыла для себя какую-то замечательно длинную книгу, возможно, «Сагу о Форсайтах». В том возрасте мне уже было плевать на дворовых тетушек, я выбиралась рано утром во двор, занимала большущие качели в тени огромной акации, набирала полные карманы зеленых абрикосов, которые росли повсюду, и уносилась в совершенно иной мир…

И вот, в одно прекрасное утро, рядом со мной материализовался симпатичный парень в белоснежной, отглаженной до хруста рубашке и модных джинсах и, хрипло прокашлявшись, сказал с легким акцентом:

– Привет! Меня зовут Гамлет. Мы с другом приехали на море, сняли квартиру в вашем дворе, и…, и…, и вчера купили билеты на концерт симфонического оркестра. Но друг заболел. Ты не сможешь пойти со мной на концерт? Ты очень красивая и очень печальная. Может, хорошая музыка тебя развеселит?

Парень был симпатичным и очень трогательным. Конечно, я согласилась. Мы прослушали великолепный концерт армянского симфонического оркестра, потом долго гуляли у моря, говорили обо всем на свете. Гамлет учился в юридическом институте Тбилиси, где жила вся его огромная армянская семья. Он рассказывал мне о своих предках, о традициях, о том, как у них принято отмечать праздники, и о том, как важно для каждого армянина создать свою – одну и на всю жизнь – семью.

Я тоже честно рассказала о своей семье, о своих проблемах и горестях, на что Гамлет горячо заверил меня в том, что очень важно хотеть и верить, и тогда со всем можно справиться. «Ты взрослая почти, ты выросла. Скоро ты сможешь сама руководить своим домом. Ты вылечишь маму, бабушку, тетю, ты прогонишь их собутыльников. Я сам тебе помогу. Я же будущий юрист!»

Через два дня Гамлет улетел. Мы даже за руку друг друга не подержали, не поцеловались на прощание, не обнялись. Зато потом был чудесный год писем. Каждый день – новое. Каждый день – чудесное. Я была такой счастливой, что все в жизни у меня стало получаться. В школе – пятерки, в классе – заводила. Маму уговорила пойти работать. Дома какой-то примитивный ремонт сделала. Бедность, конечно, лезла из всех щелей, но зато теперь пьяные шалманы у нас случались не каждый день, а только в мамины выходные…

А потом наступил очередной июнь, я сдала выпускные экзамены и стала ждать прилета Гамлета. Он не подвел, примчался сразу после сессии. Я была самой счастливой девушкой в Крыму. Мы столько с ним увидели замечательных мест, я гордо показывала достопримечательности моей родины, радовалась, что могу рассказать о каждом камушке, о каждом памятнике.

Гамлет снова прилетел со своим другом. Назовем его, гм-м, Ашот. Ашот тенью ходил за нами, но нас это совершенно не напрягало. В то лето мне казалось, что мое сердце готово принять и полюбить весь мир. А потом мальчики улетели. Не знаю как, но, видимо, на правах лучшего друга, Ашот забрал у Гамлета и принес его родителям все мои письма. Ну и дополнительно рассказал обо мне. Точнее, о моей семье. Для стабильной, солидной и очень традиционной армянской семьи это был удар ниже пояса. Совсем не такой они представляли свою будущую невестку, совсем другую девушку прочили ему в жены…

И вот представьте, девочки, чудесный летний день, я и мама на работе, бабуля у каких-то своих друзей, и тут в наш крымский дворик вваливается гомонящая толпа армян, ищущая нашу квартиру. Соседи-доброжелатели аж прослезились от этой картины, напоили-накормили дорогих гостей, а потом отвели к нашей двери, где, как у всех тогда, под входным ковриком лежал запасной ключ. Семейство вскрыло квартиру и произвело тотальный осмотр, точнее, обыск. Естественно, все их худшие предположения подтвердились. Ибо, как я уже говорила, кроме драгоценных альбомов с репродукциями, все остальное было кричащей нищетой и красноречивым запустением. Семья засела в засаде и стала ждать хозяев. Первой с работы вернулась мама и забегала, засуетилась, стала собирать скудное угощение в виде чая и печенек. А потом пришла я… Пришла – и мгновенно поняла все. Если бы можно было лопнуть от отчаяния и стыда – я бы лопнула прямо на месте. Но увидев десяток пар сверлящих меня и негодующих глаз, я, как последняя трусиха, даже не разувшись, тут же удрала из квартиры.

Девы мои, лучше бы я удрала не из квартиры, а со двора! Ибо такого крика, такого скандала, таких оскорблений наш многострадальный двор еще не видел. Даже и не знаю, злорадствовали ли те, кто это все устроил… Я рыдала так, что думала – мое сердце сейчас просто захлебнется, просто утонет в слезах, с той неотвратимостью, в которой тонут люди в моем любимом Черном море…

Зато через неделю прилетел Гамлет, взял меня за руку, потом, не отпуская руки, прошел в комнату, нашел в серванте мой паспорт и, заскрежетав зубами, спросил: «Где тут у вас чертов ЗАГС?». Нас расписали чуть ли не в день подачи заявления. А дальше мой муж, все так же хмурясь, произнес: «Мы уезжаем в Тбилиси. Я и моя жена. И принимать мою жену семья будет так, как я хочу. Но и ты должна сделать все, чтобы войти в нашу семью достойно. Я – мужчина. Я сказал!»

Мы приехали в Тбилиси, и тут я поняла, что такое ад. Мое сердце разрывалось между любовью к Гамлету – первому и единственному моему мужчине за всю жизнь – и лютой ненавистью его родни. Сердце Гамлета тоже рвалось на кучу запчастей и лоскутков, ведь он любил меня, но любил и маму с папой, братьев, любил малыша, которого я носила под сердцем. Я вставала в половине пятого утра, когда свекровь начинала греметь ведрами и шаркать половой тряпкой под нашей супружеской кроватью. Сонный Гамлет шептал: «У нас невестки помогают мамам», и я шлепала по холодному полу, чтобы перемыть полы во всем доме и приготовить завтрак мужчинам…

А к исходу восьмого месяца беременности свекровь спокойно заявила: «У нас не принято брать бесприданниц. У твоей матери ничего нет. Мы в этом убедились. Но у тебя есть отец, который обязан выделить приданое дочери. Мы долго ждали. Но наше терпение не бесконечно. Езжай и привози деньги»…

Девочки, вы не поверите, но в ту минуту я была даже счастлива. Понимала, что убегу из этого кошмара хотя бы на неделю. То, что я прилетела на Крайний Север в кримпленовом платьице и с огромным животом, – меня не смущало. Даже то, что я едва не окоченела по дороге от трапа до аэропорта, – не смутило тоже. Папа попросил меня оплатить такси до его дома, дал какую-то смешную сумму – все, что сумел оторвать от новой семьи. Приютил меня на три дня – до ближайшего рейса. И отправил обратно…

Я вручила деньги свекрови, ничего не сказала Гамлету, а через неделю родила нашего первенца.

Когда в роддоме мне сказали, сколько я вешу, – я не поверила своим ушам. За время беременности я, оказывается, не прибавила, а потеряла 28 килограммов! Мне некогда было смотреться в зеркало. Да зеркала в нашей с Гамлетом комнате и не было.

Зато потом, когда родился ребенок, Боженька словно повернул к нам лицо. Гамлет закончил учебу, и тут пригодились мои литературные способности. Поняв, что армянину в Грузии работу не найти, я открыла географический атлас Советского Союза и выписала 38 адресов областных прокуратор, отправив в каждую из них письма – то, что сейчас называют резюме – с просьбой принять на работу молодого специалиста. Мы с мужем отправляли письма так, чтобы из пункта «А» до пункта «Б» можно было добраться или на перекладных, или на электричке. Из 38 прокуратур 30 подтвердили желание пригласить к себе Гамлета. И он поехал в «круиз».

Круиз, впрочем, был недолгим. Двигаясь с запада на восток, он пришелся ко двору почти в первой же прокуратуре, и мы получили вызов в Брянск. Точнее, в район Брянской области. Там мы и обосновались. Братцы, сказать, что это было счастье, – не сказать ничего. Это было и счастье, и беда. Ничего нет: ни света, ни воды, ни тепла. Зато есть изба, и есть мы – свободные, с зарплатой, с руками и ногами. И вот понеслось: копаешь огород, носишь навоз, доишь коз и корову, квохчешь над несушками, рожаешь детей, носишься с ними в садики и школу, моешь снегом ковры и трясешься над вожделенным хрусталем, чтобы чокнуться им один раз на Новый год. А мужа переводят, повышают, из района в район, из области в область. И мы уже вроде не абы кто, мы – уважаемая семья…

Но Бог все видит. Как только расслабились, бац, и новое испытание – лейкемия у дочери. Любая мама, кому довелось услышать от врачей то, что услышала я, и пережить потом то, что пережили мы – поймет. Тут не нужно сочувствия. Тут любые слова – фальшь. Ты трясешься над своим дитем, а в голове метрономом дни, которые отмерил ей докторский консилиум. Как я не сошла с ума – не знаю. Но мы досмотрели, долелеяли нашу доченьку до самого последнего вздоха, и самым страшным приговором после случившегося был вердикт врача: «Вы опять беременны. Сохранять будем?»

– Оль, прошу прекрати, я уже не могу плакать, – взмолилась Нина.

Мы с благодарностью кивнули. Заполучить вот так, посреди красноморского благополучия и красивостей здешней природы, такой удар под дых было очень больно.

– Эй, девы, вы чего? – улыбнулась сквозь слезы сама Яврумянша. – Потом же у меня все получилось. Все стало классно! И для Инкиной книги я вообще кладезь позитива: у меня в анамнезе и крымские рецепты, и армянские, и брянские, и питерские. А теперь еще вот и словенские появятся…